Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: Прах бесконечности.(История в шести искажениях, семи снах и одной маленькой реальности с утренним пробуждением)

Жанр: сплошная романтика и лирика
Рейтинг: отсутствует
Предупреждения:Стив от "дедули" до "скини"; присутствуют Мстители и боги Асгарда со своими проблемами

Хороший был сон. Он под утро растаял,
Ушел потихоньку, сбежал в никуда.
Он снится другим. Только я, засыпая,
Надеюсь на «если». Точней на «когда».

Время (Искажение первое)

Зеленый камень пульсирует в ладони.
— А ты его рано отдаешь, — говорит странная женщина. — Его путь еще не завершен. Какое оно, твое время?.. Нет, боюсь, я не так спросила. Кто в твоем времени?..
На меня смотрит черноволосая девушка в красном платье. Улыбается, а в глазах слезы. Я, кажется, обидел ее или вовсе боль причинил. Обнимаю. Она прижимается ко мне, и улыбка становится совсем уж беспомощной.
Ощущение такое, словно держу в ладони ручную птицу. Ту, которая сядет на плечо, но в пригоршне ей неуютно.
— Не приму, — странная женщина качает головой.
— А мир как же?
— Не на тебе держится мир, Стивен Роджерс…

В ладонь тычется мокрый песий нос…

Встречи для Баки (Сон Белого Волка)

Смотреть, как они все рассыпаются в прах — это было... Ну, странно, по меньшей мере. Даже любопытно, наверное, если бы не Стив. Он так и стоял на коленях над кучкой пепла. Если бы я мог броситься к нему! А я и мог, да только понял это далеко не сразу. Я смотрел больше всего на него, но краем глаза замечал, как бесшумно ускользает в джунгли пантера, и взмывает вверх хищная птица, уходит легким шагом газель...

Теперь я готов был шагнуть навстречу Стиву и лизнуть его в нос, и сказать: "Не убивайся, я жив. Мы все живы!" Но ноги, нет лапы, сами понесли прочь, в заросли.
Наташка дернулась, вроде увидела что-то. Она всегда была очень внимательной, но зверя в джунглях углядеть... Нет, не дано это человеку, если мы сами не захотим. А я не хотел пока этого. Не знаю, почему. Человеку важнее всего было бы рвануться к своим и успокоить. Зверю сейчас было важно мчаться прочь, шумно вдыхать запахи тропического леса, слушать его шорохи. Получать полной пригоршней все то, чего двуногие лишены.

Птица крикнула мне с высоты, газель замерла, навострив ушки, а еще меня хлестко хлопнул по морде веткой какой-то наглый росток.
Да ребята, да, я вас тоже рад видеть живыми, но мне нужен черный зверь. Я спешу за пантерой. Псы от века гонятся за котами.
Их племени известно что-то особенное о грани между жизнью и смертью. Те из них (маленькие хитрецы), которые поселились рядом с человеком, имеют девять жизней. Но и скрывшийся в дебрях черный зверь, наверняка, знает что-то важное, и поэтому я мчусь по его следу.

Я зверь, который, вот только что был человеком.

Мы встречаемся на едва приметной тропе. Он даже не убегал. На морде насмешка: "Ты снова гнался за химерой, Белый Волк?"
"Нет! Мои погони не всегда были химерами".
"Но ведь столько лет именно химере ты и служил!"
"Служить и гнаться... Ну, это же разное! Каждый пес это знает".
"Сейчас нам не нужно ни то, ни другое. Мы будем ждать. Иногда это самое главное".
"А они..."
"Они придут. Вот увидишь. И каждый визит будет важен".

Я жду.

Первым приходит тот, который родился раньше остальных. Самый юный. Какой-то светлый, будто даже светящийся. В нем нет ни на грамм наивности. Нет детскости. Кажется, никогда и не было? Или я просто забыл? Почти волочит за руку второго. Этот второй - в чем только душа держится - упрямее первого в сто раз. Никакими силами его б не притащили, не захоти он сам. Смотрят оба как на покойника. Я им что, умер?
Первый говорит:
"Он без тебя не живет".
Второй добавляет:
"Это я, если что. Я не живу... Уточнение для идиотов".
И улыбается.
Огрызаюсь:
"Кто тут идиот?"
"Мы все", — говорит первый.
Нос у него покраснел от солнца и начинает лупиться.
Смешные они оба.
Черный сказал, они важны. А я и без него знаю.

Потом приходит усталый. Тоже не один. С ним тот, кто, стоя на коленях, касался пальцами темного пепла.
Ему я кричу: "Я вернусь! Правда!"
"Так уже вернулся," — отвечает он и трогает осторожно царапину на виске у усталого. Тем же жестом, каким трогал пепел.
Меня подводит хвост. Сам начинает ходить ходуном. Может, он и меня погладит, как усталого? Мне, правда, нужно! Очень!

Но все портит молчун. Он самый опасный. И самый уязвимый. Он просто шагает вперед. Если сейчас скажет, что ждет приказаний, я его укушу.
Он хохочет. Это в нем от того, первого. Вот когда вылезло-то! Нет, не буду кусать. Черный сказал, они все важны. Я ему, почему-то верю.
Молчун подходи, треплет меня по загривку, а потом наклоняется и лижет в нос. Человек, меня, Волка! В нос!
У меня отвисает челюсть. А тот тощий, что пришел с первым, вдруг дает мне пинка:
"Иди уже, чего разлегся!"

Я несусь прочь! Так легко и правильно мне никогда не было, а вслед кто-то из них кричит: " Пес послушался кота и остался без хвоста! Нашел, чьи советы слушать!"

Ну не знаю, мне кажется, он правильно советовал...

Стив спит. Я снюсь Стиву. Снюсь! Я так решил!
Я подхожу на мягких лапах, лижу его в нос, ложусь рядом.
"Я жив! Мы все живы! Если вы нас найдете, мы больше не станем теряться".

Когда найдете...

Я ухожу за мгновение до его пробуждения, когда человеческое дыхание сбивается. Не забываю ткнуться носом в ухо и лизнуть приоткрытую ладонь. Иду туда, где качается драчливый росток, где бродит в высоких травах газель, где гигантский черный кот продолжает контролировать свое королевство.

Из прошлой жизни моего молчуна всплывает фраза: «Для бешеной собаки семь верст – не крюк». Как оказалось, для меня не крюк и полмира. Мне легко метаться по планете, следить за нашими покинутыми. Они выглядят так, будто сами рассыпались в прах.

Но наступает момент, когда что-то меняется. Они собираются в стаю. И Стив у них — вожак. А я и чуял, что оно так! За ним стая пойдет. Я же шел всегда, и они пойдут. Они готовятся к охоте, как к смерти. У людей такая смертельная охота называется «война». Я этого никогда не понимал, но что ж, значит быть войне.

До начала охоты мы встречаемся с ним всего раз. Наяву. Он говорит:
"Я знал, что ты мне не снишься. Значит, у нас все получится. Значит, они вернутся".
Я кричу, что уже вернулся. Он говорит:
"Раньше звериный вой казался мне плачем. Ты же не плачешь? Нет? Не надо, не плачь, потому что все будет хорошо. Просто плохо уже было по-всякому".
Я говорю ему очень тихо, что он прав. Я тоненько скулю как щенок, прощаюсь. Ухожу к своим. Нам не дано видеть охоту людей.

А потом я пробуждаюсь. Это не похоже на выход из крио сна, не похоже на простое утреннее пробуждение. Он вцепился в меня мертвой хваткой. Они все почему-то цепляются за своих возвращенных, как детеныши шимпанзе за мамаш. Я хочу махнуть хвостом, да только его больше нет. Хочу... лизнуть Стива в нос? Нет уж, это оставим на потом. Хочу сказать, что мы вернулись не потому, что они сражались за нас, а потому, что никуда и не уходили. Самые нужные никогда не уходят.
Но я ведь не умею говорить такие слова? Ему, точно, не умею.

Через пару месяцев где-то Стив бросает, как-бы между прочим:
"Знаешь, до твоего здесь появления, в Африке не было белых волков".
И кивает, показывает на стаю, бегущую в высоких травах саванны.
"Стив, вот чем хочешь, поклянусь, с волчицами я здесь не сношался!"
Отсмеявшись, он говорит:
"Тут просто раньше совсем не было волков, Бак. Никаких!"

А потом приносит волчонка. Белого и голубоглазого. Сует мне в руки. Усмехается:
"Стая подарила. Сказали, так надо".
Ну, надо, так надо.
Смотрят на меня одинаковыми круглыми голубыми глазами, лезут ласкаться.
Вот только тискать мне их одновременно нельзя. Малыш пока не перенесет мою хватку в полную силу...

Первый камень исчезает, как след зверя в полосе прибоя.

Сила (Искажение второе)

Фиолетовый камень стучит в ладонь, как загнанное сердце.
— Скажи что-нибудь.
Имя его Питер Квилл. Прозвище Звездный Лорд. А еще он раздолбай каких поискать.
— Да я как-то не мастер в этом, — говорит он.
Фоном идет какая-то идиотская музыка.
— Он должен вернуться к тебе, — я протягиваю ему камень.
— Нет, не должен пока, — и включает громкость на предел. Легкий способ не слушать собеседника.
Зато этих двоих я слышу отлично.
— Мне он — как корове седло! — ярится Сэм. — Абсолютно чуждый. Уж не говорю о том, что никто меня ни о чем не спрашивал. На тебе щит, капитанствуй!
— Да, знаю, — на смирении Баки можно храм построить. — Меня тоже не спрашивали. Да и не один раз.
— Сила щита всегда служила Капитану, — пытаюсь я объяснить очевидное.
— Сила в том, чтобы подрезать крылья? — Спрашивает Квилл, отводя в сторону мою ладонь. — Не возьму. Засунь ты этот камень себе… в карман!

Взмах крыла. Острые перья царапают мне висок…

Балласт для крылатого (Сон Сокола)

Пришла беда, откуда не ждали! Можно попытаться собрать волю в кулак и в знак уважения к подвигам и сединам (тьфу-ты, господи!) Капитана принять эту практически неподъемную ношу. Не нести, так хоть волочь ее с честью. Но случается то, что случается. Щит и Рэдвиг друг друга на дух не переносят. Их взаимной ненавистью пропитан даже сам воздух.
Я сказал бы, что их стычки не на жизнь, а на смерть, будь они живыми и смертными.

Выпускаю Рэдвига для проверки новых функций. Он легко движется и зависает в нужном месте. А вот брошенный щит, сделав в воздухе немыслимый кульбит, летит в его сторону и сносит бедолагу куда-то в кусты. Я нахожу несчастного через несколько минут. Над ним сокрушенно воркует пара голубей.
Кто через три дня открывает окно у меня дома, я не знаю. Может, и сам забыл закрыть. К моему возвращению щит весь в голубином помете. Только он и никакая другая вещь в доме. Очень прицельная работа. И очень продуманная месть.
Я выговариваю Рэдвигу как человеку. Говорю о его недостойном поведении и о предательстве нашей многолетней дружбы, понимая, что психушка по мне плачет горькими слезами.
Он потом еще неделю на меня дуется. Ну, то есть, глючит и зависает при каждом удобном и неудобном случае.
Что же касается щита… Может, это как с Мьёльниром, я недостоин? Ощущение, что в доме поселился кто-то чужой, не покидает.

Однажды на пороге появляется Баки Барнс, входит без приглашения, усмехается каким-то своим мыслям.
— Выглядишь паршиво, — говорит он.
— Ты тоже не лучишься счастьем.
— Это вполне объяснимо, ведь так? Нам их не хватает.
— Тебе — особенно его.
— Особенно — всех, — говорит он спокойно.
Врет, конечно, но ничего не поделаешь, имеет право.
Он смотрит на щит у стены:
— С этим пора кончать. Стив сказал, что его надо отдать.
Тут нужен психиатр. Не я.
Баки вскидывает руку:
— Он мне приснился и сказал, что надо отдать. Твое дело — полет.
Цепляюсь хоть за какой-то признак здравомыслия:
—Это тоже он сказал?
— Нет, я. Не думай, я вовсе не верю в вещие сны, как деревенская дурочка. Просто щит для тебя — балласт. Он тебя тянет вниз. Зато есть кое-кто, кому он поможет оторваться от земли…

Ясным декабрьским днем мы стоим с ним на середине заснеженного склона. Морган Старк с визгом проносится мимо нас с самого верха холма на вибраниумной ледянке. За ней на бреющем полете мчится Рэдвиг.
И почти сразу же в нас сзади врезается щуплый невысокий паренек, кубарем скатившийся с того же холма.
Баки поднимает его, подхватив подмышки, отряхивает от снега, как заботливая мамаша, и тут же начинает ржать над собственной суетой.
—Стив, — сурово говорит он. — Хреново держишь равновесие!
Да, с этим у Стива Роджерса, похоже, беда. Хуже только у меня с капитанской миссией. Капитан Сэм Уилсон! Примерещится же такое!
Тощий Роджерс, улучив момент, виснет на нас двоих одновременно и мы клубком катимся вниз с горы к хохочущей Морган.

Второй камень исчезает, рассыпаясь колючими снежными кристаллами.

Душа (Искажение третье)

Оранжевый камень цепляется за кожу, как жук зубчатыми лапками, не стряхнуть. Он вызывает отвращение, не меньшее, чем красномордый страж этого места, чем само место.
— Забирай! — хочу сказать я, но что-то меня отвлекает. Что-то, попавшее в поле зрения сбоку.
Там легкая девичья фигурка скользит в танце на самом краю пропасти, кружась, все приближается. Ноги легко ступают по кромке бездны.
Костлявая ладонь моего собеседника, протянутая за камнем, опускается. Наташа замирает перед ним.
— Белый танец! Партнер так себе, но хоть душу отведу,— объявляет она.
Я пришел, чтобы отдать камень. Не её! И я шагаю вперед:
— Этот танец обещан мне, а не смерти.
Лицо ее бледное и перепачканное, а глаза смеются.

Первый пируэт. Рыжий локон щекочет мне щеку…

Пикник для Наташи (Сон Красного Черепа)

Ох, герр Шмидт, герр Шмидт! Говорила тебе в детстве любимая мутер, что должны амбиции быть вровень кондиции. А фатер велел внимательно читать Бисмарка. Про русских и их непредсказуемую глупость. Вот она рыжая русская фройлян. Или фрау? Кто их разберет рыжих русских, впрочем, как и белобрысых американцев. Да и не белобрысых тоже.

Стоят эти двое от Вас, уважаемый герр, на расстоянии вытянутой руки, а точно Вас и не замечают. У них, видите ли, разговор тет-а-тет!
— А, Стив! А чего без Барнса-то? Кого со скалы кидать станешь?
— Мне не к чему. Я не за камнем, я за тобой. А камень — вот, возвращаю.
— Что, не понадобился? Зря, выходит, только прическу попортила, — и проводит рукой по кровавому месиву на затылке.
— Не зря, Нат. Просто уже пора тебе домой.

Не молчите, герр Шмидт. Они же сейчас неизвестно до чего договорятся:
— Это так не работает, Роджерс! Отсюда не возвращаются.
— Помолчи, пока не заткнули! — взвивается рыжая.
— Мы с ней сколько раз уж бывали там, откуда не возвращаются… Так не работает, говоришь? Сделаем по-другому!
И сует камень в карман.

У Вас сложности, герр Шмидт, и немалые. У Вас, недостача, можно сказать! А Роджерса малахольного уже и след простыл. И покойница рыжая тоже сгинула. В ад, наверное. Хотя она из Союза, там ни рая, ни ада, вроде бы не было. Можно вздохнуть спокойно?
А вот и нет! Является Барнс. Рыжей, вновь появившейся, только подмигивает и без вступлений заявляет:
— Нужен камень!
— А нету!
— А где?
— У Роджерса своего спроси!
— Ну, как придет — спрошу.
И сбрасывает с плеч увесистый рюкзак, ставит аккуратно и садится, свесив ноги в пропасть. К аналитикам не ходи — сейчас второй припрется.

Ну, так и есть.
— Бак, давно ты тут?
— Да только пришел. Ну что, по пиву? У меня все с собой.
Попытка сохранить спокойствие проваливается:
— Что происходит?!
— Пикник, — отзывается Барнс. — Давно мечтал посидеть с друзьями на природе где-нибудь в экзотическом месте.
И самоубийца эта рыжая к ним подсаживается.
— Даме — первой! — заявляет Барнс и протягивает рыжей откупоренную бутылку.
— Только пиво? — хмыкает та. — Мне бы покрепче.
Вам, герр Шмидт, тоже бы чего покрепче. Нервы-то не железные. Они что себе вообще позволяют?

— Сюда бы еще Тони, — говорит Роджерс.
— Я не в курсе, — напоминает рыжая. — Что с ним?
— Сгорел на работе! — скалится Барнс. — Да, он бы не помешал. Выпили бы, подрались спьяну.
Это не ненависть к Старку, это отсутствие почтения к смерти. Полнейшая невменяемость! Впрочем, вам, герр Шмидт, такому не мешало бы поучиться, авось не маячили бы тут никчемной нежитью.
— Так тут пьянеть-то некому, — голос разума в лице рыжей.
— А Черепа напоить? – предлагает Барнс. — Может он захмелеет?
— С ним и подеремся, — подводит итог Роджерс.
— И то верно! Такая мерзкая рожа зря пропадает, — соглашается его дружок закадычный.

Не хмелеют они, как же! Через несколько бутылок на каждого начинают играть в «Камень, ножницы, бумага» на Камень. Когда приз прочно оседает в кармане рыжей, Роджерс — добрейшая душа, сочувствует:
— Что-то ты побледнел, Шмидт. Налить?
— Может, споем? — предлагает Романова.
Песни на русском и английском языках сменяют друг друга. Больше всех старается Роджерс, которому сыворотка дала мощные легкие и связки, а Бог поскупился на музыкальный слух.
На ваше истеричное «это так не работает», герр Шмидт, похоже, всем плевать. Когда троица встает, вы уже не верите своему счастью.

— Пора двигаться, — произносит Роджерс.
— Нос не вешай, вытащим, — обещает Барнс и обнимает рыжую, пачкая кровью ладони.

Она доверчиво вкладывает ладошку в его железную руку, оборачивается, чтобы показать язык. Одновременно с неприличным жестом, который делает Роджерс, прежде чем взять ее за другую руку. Они не спеша уходят прочь, держась за руки, не оглядываясь. Точно впрямь были на пикнике.
Ветер треплет рыжие пряди на затылке стервы, которую смерть только что отдала двум своим близким знакомым.

На краю пропасти остаются валяться пустые пивные бутылки…
Что-то важное вы, похоже, упустили, герр Шмидт…

Третий камень исчезает, точно гаснет…

Пространство (Искажение четвертое)

Голубой камень щекочет и греет ладонь как котенок, устроившийся поспать.
Пространство вокруг дрожит и меняется каждую секунду. То мелькает перед глазами измученное лицо пленного сержанта, то почти спокойное лицо умирающего гения. Но напоследок мозаика аккуратно складывается в картинку, похожую на череду отражений в параллельных зеркалах.
Тони Старк касается руки Говарда Старка… Морган Старк виснет на шее у Тони Старка…
Я даже успеваю тихонько положить камень на место на базе Щ.И. Т. и задерживаюсь только на минуту, чтобы еще раз увидеть Тони таким, каким даже не мог представить — завороженно глядящим в лицо отца.
Кто-то легонько трогает меня за плечо.
Оборачиваюсь. Локи держит за руку малютку Морган:
— Ты забыл! — сурово говорит девочка и протягивает мне проклятый камень. — Это для моего папы!
— Не бойся, человек, — насмешливо кривится Локи. — Я не обременю тебя ношей. Моему брату передай от меня только привет.
И поднимает на руки невесть откуда взявшуюся рыжую кошку.

«Превет» издевательски выводит на земле детским почерком репульсионный луч…

Сказка для папы (Сон Джарвиса)

Мама стоит в дверях и смотрит на дочку. Девочка смотрит на папу и слушает его. И все бы ничего, да только папа погиб давным-давно, оставив свое голографическое изображение и последнее обращение тем, кого любил.
По крайней мере, это официальная версия.

Мама смотрит на дочку. Дочка хмурится, обращаясь к папе:
— Сегодня будет сказка?
— Сегодня моя очередь слушать, — отвечает папа.
— Ага… — Морган, истинная дочь своего отца, начинает что-то прикидывать в уме, сочиняет на ходу.
— Значит вот… Жила-была принцесса…
— Стоп-стоп, это мои слова! — перебивает папа.
— И ее папа-король! — не сдается малышка и украдкой трет слипающиеся глазки.

Юная принцесса и ее папа жили, по всему выходит, в доме, который похож на наш. И королеву-мать ни с кем не спутаешь. В сказке всем нашлось место. И камердинеру Джарвису, и фельдмаршалу Роуди, и … Да всем абсолютно.
Сказка длится, звучит неторопливо, как плеск равнинной реки. Постепенно они доходят и до злого колдуна, и до огнедышащего дракона. Морган перехватывает инициативу. В ее истории похищают короля, а вовсе не прекрасную принцессу.
— Принцесса осталась совсем-совсем одна… — печалится кроха.
— Не забывай, моя хорошая, про маму-королеву…
— Принцесса с мамой остались совсем-совсем одни…

Мама, та, которая тихонько стоит в дверях, еле слышно всхлипывает.
— О нет! Не одни. Ведь на свете жил один отважный и благородный рыцарь, — утешает папа, чуть скользнув взглядом по силуэту в дверном проеме.
— Он жил в неприступном замке, сделанном из… — зевает Морган.
— Из волшебных камней. Все они были разного цвета, и каждый имел свои собственные свойства… Правда, наш рыцарь не отличался большим умом, но у него было много мудрых друзей…
— Они все вместе пошли и победили дракона? — юная сказочница все еще борется с дремой.
— Не совсем так. Друзья поведали рыцарю, что если отдать все волшебные камни его прекрасного замка, то можно вернуть и короля, и всех, кого похитил прежде ужасный дракон.
— Ты думаешь, рыцарь согласится отдать камни? — сквозь сон бормочет девочка.
— Уверен. По счастью, наш рыцарь весьма предсказуем. Конечно, он согласится, — говорит папа спящей дочке.

— Он уже согласился, дорогой, — шепчет светловолосая женщина в макушку мужу, сгорбившемуся над спящей малюткой. — Отнесешь ее в кроватку?..

Четвертый камень исчезает, сгорая в огне.

Разум (Искажение пятое)

Желтый камень ощущается в руке как кусочек льда. Того самого, в котором я покоился долгие годы.
— Поступим разумно, — говорит Локи. — Для начала определим, чего тебе хочется.
Мне хочется, чтобы миру больше не угрожала неведомая опасность, чтобы те, кто вернулся, нашли в этом мире свое место, чтобы были счастливы, чтобы…
— Я хочу вернуться домой, — говорю я ему.
— И какой он, твой дом?
Тонкая девичья рука ложится на плечо. Окно открыто, звучит музыка. Но громче и настойчивей, чем музыка откуда-то издалека доносится:
— Стивен Грант Роджерс! Клятвенно обещаю, что надеру тебе уши! И Вам, мистер Барнс тоже! Вот только явитесь к ужину, негодники!
Саднят разбитые коленки, а между лопаток мне чувствительно тычет кулаком темноволосый подросток.
— Молчи! — почти беззвучно предупреждает он. — Я сам!
И начинает плести сеть очень убедительных оправданий. Наша рваная одежда и полученные в драке синяки вот-вот будут дополнены нимбами мучеников, пострадавших во имя правды. По крайней мере, мама уже не грозит оборвать нам уши…
— Я, в общем-то, и не сомневался, — чуть ухмыляется Локи. — Осталась лишь мелочь. Камень!
Что-то не так… Он первый, кто готов забрать похищенное и вслух говорит об этом. Я протягиваю камень ему, а он вдруг бьет по моей руке снизу вверх. Камень подпрыгивает, как резиновый мячик, и вновь падает в ладонь тяжелой льдинкой.
— Твое дело — предложить, мое дело — отказаться! — скалит в улыбке белоснежные зубы лукавый бог.

Меня окутывает теплое одеяло, подушка приятно холодит щеку.

Колыбельная для бога (Сон Фригг)

Боги всемогущи, ведь так? Но порой мне казалось, что всех моих сил не хватит на этого строптивого младенца, мальчика, юношу.
Шумный и крикливый в колыбели, он всегда утихал, как только я целиком отдавала ему свое внимание, оставив Тора на попечение нянек. Подрастая, он с деланым равнодушием слушал наши с отцом нравоучения, а запоминал все, для того лишь, чтобы поступить с наибольшей для себя выгодой. Подростком он, каким-то образом, всегда оказывался невиновен в своих же собственных каверзах. Он изворачивался и юлил, ставил подножки и наносил удары в спину.

Он — мое дитя, не менее любимое и родное, чем кровный сын, и его гнетет наше с ним посмертие.

Не пора ли тебе вернуться из небытия, злокозненное божество?
— Вернуться сейчас? Ну, это так скучно! Нет, я выжду своего момента. Сейчас в боге хитрости нет нужды. Потрясти их всех до глубины души предстоит Роджерсу. Ты же видишь, к чему все идет? Этот правильный Капитан, честь и совесть ходячая, уже готов сотворить непредсказуемое. Давно бы ему вразнос пойти следовало.

Он вытягивается во весь рост, закидывает руки за голову и сладко жмурится:
— Хоть отосплюсь, пока мертвый, — говорит он. — И потом, ты же заскучаешь в этом посмертии без меня.
Через минуту приоткрывает хитрющие глаза и просит:
— Еще бы колыбельную, ну ту самую!

Темная ночка, светлые звезды.
Спи, мой сыночек, спи, уже поздно.
Воет за дверью ветер бездомный,
Спи мой мальчишка неугомонный.
Я твои страхи спрячу в ладошку,
Ночь унесет их — черная кошка.
Утром в окошко к нам постучится
Ясное солнце — рыжая птица.

Уютно свернувшись клубком спит мой младший сын.
Я пою.
Мы живы.

Пятый камень исчезает, тая как лед в руке.

Реальность (Искажение шестое)

Шестой камень невидим, но ощутим своим весом. В отличие от всех предыдущих он никак себя не проявляет.
С богами мне приходилось разговаривать, воевать, пировать за одним столом. Стоя перед богиней, я теряю дар речи. Она заговаривает первой:
— Ты сбился с пути, мальчик?
Я вовсе не знаю, куда шел. Я должен был вернуть на место все камни и не преуспел в этом нисколько.
— Не расстраивайся, это случается не только с людьми. С богами даже, пожалуй, чаще,— продолжает она. — Ты ведь хотел вернуть на место то, что одолжил тот милый зверек? Нет ничего проще, но только в том случае, если ты действительно этого хочешь.

Ее сын уже спрашивал о моих желаниях. Почему это так интересует древних богов?
— Знаешь, не стоит тревожить девушку, — с улыбкой говорит богиня и бросает взгляд на спящую Джейн. — Ведь дело не совсем в камнях. В людях скорей. Возможно, сейчас самое время поучиться у врага? Что сделал в вашем будущем тот, кто собрал их вместе?
— Истребил половину всего живого.
— Я не об этом. Что он сделал потом?
— Он уничтожил камни, чтобы ничего уже нельзя было изменить.
— В твоей жизни тоже есть то, что нельзя изменять. Иначе это будет уже не твоя жизнь. Вовсе не жизнь.
— Но ведь без них наш мир будет уязвим и нестабилен…
— Да уймись ты, упрямый мальчишка! — Слегка повышает голос Фригг. — Ты сам — целый мир. Привыкни уже к этому! Ну же! Готов к нестабильности?
И улыбается:
— А уязвимым ты был всегда. Как все мальчики на свете.
А потом, приподнявшись на цыпочки, взъерошивает мне волосы на макушке.

Теплый ветер доносит запах цветов.


Танец для Пегги (Сон Стива)

Romashky, romashky… Забавное название. Очень созвучное с именем Наташи, особенно как его произносит Баки.

Я иду на встречу с самой лучшей женщиной на свете. Я несу ей цветы, точно на первом свидании.
А в голове звучит голос того, к кому на свидание я помчался бы хоть с цветами, хоть без. Я верю, что еще помчусь.

«Стив, горе мое! Ничего не изменилось. Кто так носит цветы? Ты и дарить их будешь вверх ногами?»

Я много думал о том, что я ей скажу. Вот самые первые слова…

«Не вздумай краснеть! И бледнеть тоже. Ты можешь просто сохранять обычный цвет лица? Ну, хотя бы постараться? И не мямли ты, ради бога! Ну что она подумает?»

А вдруг она решит, что я влюбился?

«Да успокойся ты! Ничего такого она не решит. Ты выглядишь вполне себе умным. А влюбленный — ну просто дурак дураком!»

Ну, спасибо, конечно! Но, наверное, он прав. Баки виднее, с каким выражением лица я смотрю на него.

«И постарайся, когда будете танцевать, двигаться, ну хотя бы чуть изящнее танка».

Танец — это вообще очень сложно. И страшно, если уж честно. Сколько потов сошло с Баки, когда он учил меня азам еще в Бруклине!
И после, заставляя оттачивать мастерство, даже выходил из себя:
— Стив, ну это же не сложнее твоих пируэтов в бою!

Кто-бы говорил про пируэты! Ему-то что в драке, что в танце — все легко. Не-е-ет, в бою гораздо проще!

Хотя танцевать с Пегги оказывается совсем несложно. Это и танцем-то не назовешь. Сначала мы просто стоим, обнявшись, и отважная агент Картер беззвучно рыдает у меня на плече. А потом прерываемся на каждом шагу, чтобы сказать что-нибудь важное. И еще, и еще…

Когда я ухожу, то чувствую спиной ее взгляд. Теперь я знаю, как смотрит на человека Хранитель, незримо стоящий за плечом.
Баки был прав, когда вот только что, вечность назад говорил про унесенные мною глупости. Надеюсь, я не растерял их по дороге? Впрочем, для того и нужны ангелы, чтобы беречь от таких потерь.

Шестой камень исчезает, уплывая как дым сквозь пальцы

Утро для двоих. Начало.

Мне снится, что всем спецслужбам мира я теперь на хрен не сдался! И что я купил себе пижонские штаны. Светлые. И что дурачина Стив Роджерс просыпал на них какой-то сухой порошок для рисования. И что я сначала не очень-то расстроился, а просто бросил их в корзину для грязного белья. И что из корзины их уволок и порвал щенок, которого мы на днях завели. Похожий на волчонка, только белый. И что потом с Морган они перепачкались стивовой гуашью и джемом. И что я отмывал в десяти водах это лохматое чучело и матерился. Надеюсь, Пеппер и Тони были сдержаны, отмывая Морган.

Прах бесконечности (Реальность. Одна на всех)

Скачок во времени мгновенный и, при этом бесконечно долгий. Я возвращаюсь, не успев уйти и прожив в тот же миг целую жизнь. Годы тяжелым грузом ложатся на плечи, а секунды подталкивают ко мне самых близких и дорогих. Тех, без кого горько и невозможно.

Наташа говорит:
—У каждого человека только одна жизнь. И никто не знает что там, после.
Я спрашиваю:
— И ты не знаешь?
—Да что там она! Даже я не знаю! — фыркает Тони.
О да! Эксперт!

Перед глазами проносится странный похожий на военную кинохронику сюжет. Улыбающаяся, светлая как весеннее утро, невеста вдруг исчезает точно мираж в пустыне. Она была так похожа на свою маму…
А блекнущие, какие-то потерянные лица гостей заслоняет танцующая пара. Мы с Пегги…
Я шагаю вперед, чтобы остановит счастливых влюбленных. Врезать вот этому идиоту. Вернуть сияющую девочку в подвенечном наряде.
Ведь вернулись же те, кого мы потеряли. Надеюсь, что действительно вернулись. Или это у меня судьба такая — терять и терять бесконечно?

За спиной звучат выстрелы. Оборачиваюсь. Тяжело это дается старику. По мне как по пустому месту скользит стальной взгляд снайпера. Зимний выискивает глазами невидимую мне живую мишень, а уже через мгновение исходит криком в ужасающем пыточном кресле.

Сухонькая рука касается моих пальцев:
— Я прожила свою жизнь, Стив…
А я не дал прожить жизнь ее детям.

Мелкий пацаненок чешет кончик носа и заявляет:
— Я — Баки. Джеймс Барнс — это когда в школе к доске вызывают. Или когда мама собирается уши надрать…

Молоденький сержант в лихо заломленной фуражке хлопает меня по плечу:
— В будущее!
Его будущее разворачивается передо мной, похрустывая как пергамент. Человек-призрак Зимний Солдат с кошачьей грацией соскальзывает с плоскости Хеликэрриера. Проект «Озарение» вступает в завершающую стадию.

Незнакомый мне здоровяк склоняется над телом убитого человека, сдергивает с него маску. Баки смотрит в небо мертвыми глазами…

Самые медленные секунды моей жизни прошли. Я тяжело поднимаюсь со скамейки. Я не готов встретиться с теми, с кем только что — целую жизнь назад — расстался.

Я готов ко всему…

Старческое зрение — это просто ужас что такое, но этих двоих стоящих в отдалении я узнаю и вслепую. Уж одного-то точно!
— Бак!
И голос стал скрипучим. Вот ведь! Ладно, что там времени! Как говорила Наташа «пять минут позора»!

Подходят как-то несмело, как нашкодившие подростки…
— У меня для вас кое-что есть.
— С детства не люблю это вступление! — бурчит Баки.

Как хочется вот сейчас обнять его, уткнуться носом в шею. Бессильное и острое желание. Слышал когда-то, что старики так же сильно нуждаются в объятиях, как недолюбленные дети.
Баки за плечом Сэма. Когда-то он так стоял за моим плечом, за плечом Капитана. Сейчас новый Капитан примет щит.

Хм… А щита-то и нет. Придется обойтись без символов, ребята. Опускаю руку в карман и касаюсь острых граней проклятых камней. Ага, вернулись! Сжимаю кулак и с наслаждением вслушиваюсь в хруст. Протягиваю руку к этим двоим и раскрываю ладонь. Горстка разноцветного песка лежит на ней и искрится в солнечных лучах.
Баки таращится недоуменно:
— Что это?
Тупит немного, если пользоваться жаргоном Питера. Впрочем, если бы он у меня на глазах такие фортели откалывал, я бы еще не так тупил.
— Это что, они? — отмирает Сэм. — Ты вообще в курсе, что на этих камнях зиждется все сущее?
Баки улыбается. Сказать, что почти сто лет он так не улыбался — так это никакая не метафора.
От этой улыбки становится легко: дышать, двигаться, жить…

— Сэм, что ты городишь? Как может мир зиждиться на каких-то булыжниках? — сержант Барнс знает, о чем говорит. Мир до самого своего основания никогда не ставил его в тупик. Чего не скажешь обо мне.
— Они скорей на стекляшки были похожи.
— Тем более.
Баки крепко толкает меня под бок. Ну, для меня-то так, ерунда, но не ответить не могу — сгребаю обоих в охапку.
— Не знаю как миру, а мне, похоже, конец! — придушенно сипит Сэм. — Куда девался старенький безопасный Стив Роджерс?

А вот Баки, наконец-то, выглядит как человек, который оказался в самом безопасном месте на свете. И я в его руках тоже под защитой. Такой, что нигде больше не сыщешь.

Телефон в кармане Баки разражается звуком гимна России, и он выкручивается из-под моей руки. Ставить вместо звонка дурацкие мелодии — это его Шури в Ваканде подсадила. Нет бы на что хорошее!
— Наташка, — буднично сообщает Баки, сбрасывая вызов. — Надо будет — перезвонит.
От нереальности происходящего говорю явную глупость:
— Точно не Тони?
— Старк? С чего бы? Он только тебе звонит. Зато мне — Морган! — и смотрит с явным превосходством почему-то уже сверху вниз, а потом, словно боясь сломать, бережно обнимает меня за тощие плечи.

Кто-то украл самые долгие секунды моей жизни. Я с радостью нагнал бы вора и приплатил ему за кражу, да вот хоть бы горстью драгоценных камней.

В последний раз бросаю взгляд на песок в ладони и сдуваю его.
— Стив! — праведно возмущается Баки, отряхивая со штанов прах бесконечности.

Разговор на скамейке.

— Может, все же скажешь, где ты шлялся? Это для нас прошла пара минут, а ты выглядел так, будто прополз через ад на карачках.
— Знаешь, почти то же самое мне сказала Пегги…
—Я спросил о тебе.
— Просто этот разговор был очень важен для нас обоих.
Баки возводит очи к небу, но, похоже, готов выслушать все, что рвется из меня наружу.

«Стив, то, что привело тебя сюда… Наше прошлое… Оно не давало тебе сбиться с курса в жизни. У нас были такие испытания и такая война… Это как якорь, не дает течению унести нас. Но якорь не позволяет и двигаться дальше, а нам обоим, кажется, пора в путь».
«И куда лежит твой путь, Пегги?»
«В будущее! — улыбается она, точно знает что-то особенное. — А твой — домой. Тебя там ждут!»

— Благодаря ей я вспомнил, что было время, когда ни ты, ни я ничего не ждали. Мы просто не знали, что можно ждать, — говорю я ему в ключицу.
— Понятно, — серьезно кивает Баки. — Ты не хотел того же для них.
Я пожимаю плечами:
— Сперва надо было разбудить одного соню и объяснить, что пока он во льдах прохлаждался, его друг был в лапах Гидры.
— Вот значит, что такое «прохлаждаться!»
— И потом его еще надо было убедить, что спасать его Баки сподручнее вдвоем.
— Убедил? Ну что, горжусь! Стив, ты смог переупрямить самого себя. Круто! — говорит Баки и осторожно накрывает мою макушку ладонью. На всякий случай — правой.
Потом заглядывает в глаза:
— Похоже, ты крепко насолил мирозданию. Это расплата?
Он щекотно проводит мне пальцем по ребрам.
— И для тебя заодно, — говорю я.
— Мне вернули бруклинского задохлика. Ерунда! Бывало и хуже! — беспечно отзывается Баки.



Утро для двоих. Продолжение.

Стив толкает под бок и говорит:
— Просыпайся! Он что-то терзает на кухне.
— И что? Не вижу повода для спасательной миссии.
Стив наваливается сверху. Сплошные ребра-локти-коленки. Вот не проснись после этого!
— Просто пока он занят, у нас есть время на кое-что еще.
И руками объясняет, на что именно.

Будем думать, что щенок потрошит что-то крупное…

И да, он погрыз ножку стола и стянул с него скатерть. Джем и молотый кофе.
Хвала небесам, не гуашь!

@темы: Фик вам!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Фест

---

правила

07.12.2016 в 10:00

Пишет  ILisssa:

Правила для собак-чайников, которые завели себе человеков

15.09.2016 в 08:06

Пишет  zlatik-plus:

Весёлые правила для собак
Это как бы инструкция для собаки, написанная с большим юмором и знанием собачьего поведения. Мой кобель реально соблюдает эти правила, во всяком случае, бОльшую часть!

Правила совместного проживания для собак

Горячо приветствуй членов семьи и всех гостей, бросайся им на плечи, целуй их, суй свой нос в чашечку с кофе, чтобы убедиться, что он горячий, а также заглядывай под юбки дамам - повод продолжить знакомство (поддержать разговор). Будь радушным хозяином.
Всегда сопровождай гостей в туалет. Делать ничего не нужно. Просто сиди и внимательно смотри, сколько он отмотает туалетной бумаги. Можно пыхтеть им в лицо или целовать.
Следи, чтобы все двери во всех комнатах были открыты. Чтобы открыть дверь, встань на задние лапы, царапай ее передними и скули. Когда дверь откроется, совсем не обязательно проходить в нее.
Когда ты добился, чтобы открыли входную дверь, встань в проходе и подумай, не спеша, о разных вещах. Это особенно важно в холодную погоду, комариный сезон, когда идет дождь или снег.
Когда тебе надо облегчиться, беги быстрей на кровать. Если не успеваешь на кровать, беги на персидский ковер. Если нет персидского ковра, подойдет и длинноворсый палас. Справляя нужду на ковер, постарайся, чтобы лужа была размером с босую ногу человека. Это правило относится ко всем случайным физиологическим функциям твоего организма.
Если кто-то из членов твоей семьи занят каким-то делом, в то время как другой свободен, оставайся с тем, кто занят. Это называется "помогать", хотя иначе это еще называют "мешать". Ниже приводятся правила, как надо "мешать":
1) Наблюдая за приготовлением пищи, сиди или лежи позади левой ноги готовящего. В таком положении тебя не видно, а значит, у тебя есть большие шансы, что на тебя наступят, потом обнимут и пожалеют, а может, даже дадут что-нибудь вкусненькое.
2) Когда человек долго сидит за компьютерным столом, постарайся привлечь к себе внимание, хлопая его лапой по коленям, при этом постарайся непременно толкнуть его под руку, держащую горячий кофе над клавиатурой, чтобы ЗАСТАВИТЬ обратить на себя внимание. Когда он обратит на тебя внимание, то схвати ручку со стола и беги, пусть побегает за тобой - это полезно после многих часов за компьютером.
3) Когда человек держит перед собой газету, просунь голову под газету, потом подними ее вверх, тем самым порвав газету до середины. Если это не помогает, см. правило 2.
Дома носись как можно чаще и как можно ближе к ногам человека, особенно на лестнице, когда у него что-то в руках, в темноте, или когда он только встает с постели утром. Или просто быстро встань в тот момент, когда через тебя перешагивают (особенно эффективно для крупных собак). Это полезно для тренировки их (людей) координации.
Разложи свои игрушки так, чтобы человек постоянно на них наступал, тогда всегда можно отследить его перемещение по квартире.
Когда ты ведешь на поводке человека, коротким резким рывком дай ему понять, куда вы направляетесь.
По мере возможности всегда обматывай поводок вокруг ног человека. Беги за всем, что движется, особенно когда человек не смотрит на тебя, чтобы застать его врасплох. Когда поводок запутывается вокруг твоих ног (по вине человека), резко остановись и кричи от боли.
Ночью обходи все кровати, чтобы убедиться, что всем хорошо спится, приставив нос к носу, ты сможешь проверить, все ли они дышат.
Ночью всегда спи на человеке, чтобы он/она не мог пошевелиться. Или, по крайней мере, спи на одеяле так, чтобы человек был им крепко связан. Всегда старайся, чтобы твоя попа была направлена в лицо человека.
Еще одно правило, которое следует соблюдать, когда спишь в постели с человеком: если человек встает и покидает постель на несколько минут, сразу ложись на его теплое место, пока он не вернулся. Когда человек возвращается, притворись спящим, чтобы у него не хватило мужества выгнать тебя.
Важно быть чистым; поэтому, если ты прошел по луже или залез в грязь, всегда вытирай лапы об одежду человека. После прогулки поваляйся в кресле или на диване - это идеальный способ высушить шерсть.
После еды поищи вокруг чьи-нибудь брюки, юбку - это замечательные салфетки.
Чтобы не загромождать дорогу, устройся в кресле или на диване - там ты никому не помешаешь.
Неси службу в саду - основательно исследуй все кусты и цветы, чтобы птички и им подобные создания не сомневались в твоем авторитете.
Подстригай растения. Даже если для этого понадобится залезть на стол или окно - делай свою работу добросовестно.
Следи, чтобы на обеденном столе не оставалось никаких продуктов - они могут испортиться.
В машине положи голову на плечо водителю и почаще целуй его в ухо, чтобы он не сомневался в твоем 100-процентном к нему доверии.
ЕЩЕ одна последняя мысль: После того как попьешь или съешь что-либо, что люди считают неприятным, например, грязь, кошачий помет, воду из унитаза, немедленно поспеши поцеловать человека в лицо. И не забудь о гостях.
Не забывай, что все собаки, независимо от размера и породы, горячо любимы своими хозяевами. Так что ты можешь смело следовать этим советам, не боясь быть изгнанными из дома.

---

Тони

С понедельника СТС будет показывать все три фильма о ЖЧ. Вспомнить и погрустить

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Бред какой-то" (с)

На волне фанатского воя и страданий (Батюшки! Пять минут выдуманной истории взбаламутили такое количество взрослых, умных людей!) Так и вижу:
Стив в альтернативном времени встречает Пегги, душит Гидру на корню, вызволяет Баки, поднимает изо льда себя самого.Потом два Стива выясняют, кто будет с Пегги, а кто с Баки. А те вдвоем, плечо к плечу сидят на лавочке, пытаясь не свихнуться от абсурдности ситуации.
Пегги: У меня просто нет слов!
Баки: Я тоже ох..л... Простите, мэм!
Пегги: Ничего-ничего, сержант Барнс. Благодаря Вам подходящее слово у меня теперь есть.

---

Ну а что?

Если подобные мысли возникают в голове человека далекого от всех Марвел-историй, то значит они витают в воздухе)

Пишет  l-shch:

03.05.2019 в 13:19

"Ну что тебе сказать про Сахалин"(с) Сходили. С подругой. Мне скорее понравилось, чем нет. Хотя полномасштабность полотна пугает. У меня есть печальки, претензии, вопросы,положительные эмоции. Все будет порциями.
Претензия главная - размер.

Я бы отрезала послепобедное и сняла бы о том, как камни возвращали. Так и вижу, как доблестный Капитан Америка является в Асгард и впихивает обратно в Джейн камень, который вовсе и не камень, а эфир: "Кушайте, мисс, кушайте! Что значит - не хочу? Надо!"

Потом прется, допустим, к Говарду Старку, сует ему чемоданчик со словами: "Ваш великовозрастный будущий сын спер кое-что важное. Да-да, клептомания. Он когда родится, вы его порите что ли уж..."

Дальше, допустим к дементору краснокожему.
- А, капитан, вы за камнем? Так только что продан.
- Ни боже мой! Я как раз сдать его в скупку. В скупку я сказал! Это не подарок. Верните нашу рыжую, она нам самим нужна.

Потом туда, где одна вторая Халка лежит в глубоком обмороке, а вторая ведет переговоры с лысой ведьмой. Хлопает зеленого по плечу:
- Договорился? Молодец!
И сует ошалевшей тетке камень со словами:
- Спасибо, мэм! Попользовались. Больше не надо.

Еще к неудалому Звездному Лорду.
Капитан: На!
Лорд: А?
Капитан: На!!!
Лорд: А-а-а...
Капитан: Ага!

Потом за скипетром. Лупит по щекам пришибленного себя:
-Эй, капитан, подъем! Вот возьми и отнеси обратно тем безмозглым, которые у лифта горючими слезами плачут, и скажи им, что никакая не "Хайль гидра!" Да не вру я, и про Баки не врал. Иди уже, горе мое недалекое!

URL комментария

@темы: "Леопольду от друзьёв !" (с)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

птах)

Что вы за птица?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Гейзеры

— Стив, если ты считаешь, что перед каждым заданием я получал от русских карту, компас и мешок сухарей, то глубоко заблуждаешься. Меня обычно на место назначения доставляли, а не пешим строем отправляли. И, как правило, работать приходилось не на безлюдной местности, — Баки вытер пот со лба, оставляя сероватую пыльную полосу на коже, и присел на ствол поваленного дерева.
—Мне это бревно уже родным кажется, — угрюмо добавил он и уставился в землю с самым обиженным выражением лица.
—Когда все закончится, вернемся и возьмем его домой, — попытался пошутить Стив.
— Ты думаешь, специально мы сможем потом найти это место? — невесело усмехнулся Баки.

Специально – навряд ли, но вот в попытке добраться до нужного объекта через непроходимую Карельскую тайгу они уже четырежды выходили именно сюда. На третий раз Баки сунул в дупло кривоватого сухого дерева записку:
«Стив и Баки были здесь. Трижды.»
На немой вопрос друга только пожал плечами:
— Вот ей-богу, Стив, этого никто не прочитает! Кроме нас сюда ни одна живая душа не забредет.
—Знаешь, Бак, я слышал, что люди кружат в лесу, потому, что одной ногой мы всегда делаем шаг чуть больше, чем другой.
—Мы выходим на эту полянку всегда с разных сторон. Мы точно бродим не по кругу, а по какой-то замысловатой траектории.
— Слушай, ну существуют же какие-то способы ориентирования на местности. Мох там, муравейники…
—Стив, чем тебе мох-то поможет? А у муравьев ты дорогу спрашивать собрался? Ты б еще у дятла спросил. Старку спасибо, конечно, ближе к объекту нас ну никак было не десантировать! Но мы-то с тобой хороши! Давай-ка вспоминать, что в инструкции упустили.
—Ничего не упустили. «Вверх по ручью до заболоченной низины, потом на запад до кривой пихты у подножия валуна.»
— «У подножия замшелого валуна!» Ты этот валун визуально помнишь?
—Вот я же говорил, все же мох! По-моему его было не так много, чтобы считать валун уж прямо замшелым.
—Дался тебе мох! И пихта вроде не кривая, так, с легким изгибом.
—Баки, а это точно была пихта, а не ель? Ты их по какому признаку различаешь? Это я к тому, что у меня по ботанике в школе «тройка» была.
—Ты сильно много от меня хочешь. У меня с ботаникой тоже было… ну не очень.
—Жаль, мы с тобой в детстве скаутами не были. Их, вроде, учат по местным приметам дорогу находить.
—Меня тоже, вроде, учили, да так и не выучили, — проворчал Баки и вдруг расхохотался. — Просто есть вещи, которые никакой сывороткой не исправить. Что, может, и к лучшему. Знаешь, мне, ну то есть, Зимнему, топографический кретинизм однажды жизнь спас.
***
Слабонервных «Гидра» отторгает. По-разному, но бесповоротно. Но потерявшая Агента на болотистой исландской равнине группа находится на грани нервного срыва. Зимний – это оружие, утрата которого не приравнивается к смерти только потому, что она еще хуже. А мерзавца нет уже третьи сутки. Запеленговать невозможно. Ему было приказано сбросить рацию сразу после получения инструкций. Понятно, что на нем нет никаких чипов или «жучков». Опять же в целях неуловимости. И самого его нет. Вот где черти носят самого совершенного из бойцов?
***
Солдат сидит на камне. Сейчас он немного похож на удивленного пса. Он приподнимает брови и склоняет голову к плечу. А когда облизывает губы, сходство становится просто поразительным. Вот только поражаться его виду здесь абсолютно некому.
В животе у него урчит. Паек, выданный на время операции, съеден еще вчера. А еще он совершенно не представляет, куда должен идти. Но это и неважно. Никакая сила не смогла бы сейчас сдвинуть его с места. Перед ним в долине разворачивается действо, которое Солдат назвал бы волшебством, если бы в его лексиконе существовало такое слово.

Он с трудом припоминает, что чудо в долине зовется гейзером. Слово звучит в его голове ломким мальчишеским голосом. Голос этот обращается к какому-то «Баки».
«Баки, представляешь, это фонтаны горячей воды, бьющие прямо из земли! Вот бы увидеть…»
А еще он, кажется, помнит, что неведомый «Баки» в этот момент улыбается и подначивает:
«Ты, конечно, нарисовал бы эти гейзеры!»
А вот что отвечает знаток гейзеров, Солдат, хоть убей, не помнит. Но злорадно думает, насколько он удачливей этого мальчишки и неведомого «Баки». Потому, что они, похоже, в пролете, а ему с гейзерами повезло.
Даже, не смотря на то, что ему явно не поздоровится, и, наверное, очень скоро. Умудрился же заблудиться!

А позже, нежданным бонусом, вершина и склоны дымящейся на горизонте горы расцвечиваются такими немыслимыми огненными сполохами, что Солдат начинает чувствовать себя абсолютным счастливчиком.
Когда к вечеру его обнаруживает и принимает на борт вертолета совсем не та группа, с которой он был на задании, Солдат уже ощущает себя человеком, получившим больше, чем заказывал. Вид живого фонтана на фоне полыхающей вдали огнедышащей горы наполняет его чем-то вроде музыки. Опять же, если бы в словарном запасе Зимнего было такое слово…
***
Прочесав в очередной раз местность (прочесывать здесь особо нечего, все как на ладони) группа вновь собирается недалеко от подножия дремлющего вулкана. Решено-таки сообщить о потере Боевой единицы под названием Зимний Солдат. И едва в наушниках звучит раздраженное: «Конец связи!» — стартует Конец Света. Земля вздыхает и начинает биться в судорогах. Вулкан просыпается…
***
В вертолете по пути на базу Солдат в пол-уха слушает разговор малознакомых людей и понимает, почему им нет дела до его приключений. Группу, с которой его отправляли, накрыло потоком лавы. Вертолетчики даже не смогли подлететь достаточно близко.
—Знатная у них могила. Помпеи, да и только!

Еще одно незнакомое слово «Помпеи» совсем не задевает его, равно как и понимание неотвратимости наказания. Видно, тот пацаненок не рассказывал об этом своему «Баки». А еще душу убаюкивает и согревает радостная мысль о своей собственной пройдошистости. Об удачном похищении у этого неведомого, но ненавистного «Баки», чуда под названием «гейзеры». И еще одного, безымянного правда, чуда, которое шепчет сейчас уже именно ему:
«Конечно, гейзеры я бы нарисовал. Но раз их нет, то буду рисовать тебя. Это ничуть не хуже!»

На месте его абсолютное спокойствие и ровный обстоятельный отчет воспринимают, почему-то, крайне нервно:
— Ну, надо же что-то делать с этим! Супероружие заблудившееся на равнине — это ни в какие ворота!
Стерильно-белый кабинет, куда его затем приводят не вызывает никаких эмоций. И он все ждет возвращения того, кто обещал рисовать…
***

--- Пятый раз — это уже тенденция! — нервно ржет Баки, внося поправку в записочку из дупла.
— Слушай, ну уже и метки оставляли, и смотрели, вроде, очень внимательно, — сокрушается Стив.
— Ты про выкорчеванные пни? Могли и проморгать.
— Когда, например?
— Ну, ты же помнишь белку?
О да! Белка — это было впечатляюще. Баки так стремился поделиться с милым зверьком частью сухого пайка, что полез за ним на дерево.
— Или муравейник…
Стив краснеет. Он очень старался припомнить, как именно крохотные лесные трудяги помогают заблудившимся путникам вернуться под родной кров. Баки практически силой уволок его прочь приговаривая:
— Стив, «Гидра», конечно, хитра и лукава, но даже ей не под силу научить муравьев указывать путь к секретным объектам!
Баки садится на уже почти родное бревно и радушно похлопывает по нему ладонью:
— Садись! Привал!
—Ты устал? — волнуется Стив.
—Смеешься? Просто подумал, что нам, наверное, не судьба сегодня выбраться из этого чертова круга. Так что — устали, не устали, а отдыхаем. И, знаешь что, ты же всегда с собой блокнот и карандаши таскаешь. Доставай, рисуй.
—Что именно? — уже вытаскивая все названное, интересуется Стив.
—Ты смотри – красота кругом какая!
И, видя, как скривился Стив, возненавидевший за этот день красоту Карельской тайги, Баки вновь начинает смеяться:
—Ну ладно, раз уж тут нет гейзеров, я обещаю посидеть смирно и не вертеться. Но все же, хорошо бы как-нибудь в Исландию напроситься по работе.
—Тем более, кое-кто там уже терялся, есть опыт, — кивает Стив, приступая к работе.

@темы: Фик вам!

---

Хорошее дело Гидрой не назовут

Прежде.

На уроке миссис Дженсен рассказывала о кишечнополостных:
— Сегодня мы рассмотрим их строение на примере гидры! – вещала она таким проникновенным голосом, точно проповедь читала. – Это очень небольшое существо. Строение гидры довольно примитивно.
От подробностей строения этой мелкой мерзости Стива едва не стошнило. На плакате гидра была огромной, художник передал глянцевый блеск отвратительного ротового отверстия и щупалец.

«Хорошо, что они мелкие!» — думал Стив, когда слегка пошатываясь, брел домой после уроков.
Впрочем, причиной недомогания оказалась вовсе не изучаемая гадость. Дома Стив сел на кровать, даже не выпуская из рук сумки с книгами. Его мутило, комната расплывалась перед глазами. Он сразу же начал заваливаться на подушку, чувствуя, как к голове подступает жар. И в этот момент явился Баки. Ну, это так мама про него всегда говорила с насмешкой:
— А вот и Баки Барнс! Явился – не запылился. Что новенького, сэр?
У Баки новенького всегда было полно. Новенькое он искусно дозировал. Сара Роджерс это прекрасно знала и, выслушав порцию общедоступных новостей, оставляла мальчишек поболтать наедине.
— Что новенького? — промямлил Стив.
Поучилось, видно, не очень, так как Баки сразу полез щупать ему лоб.
—Да ты совсем расклеился! — изрек он.
Это он тоже повторял за своей мамой. Миссис Барнс так и говорила частенько:
— Приятель-то твой совсем расклеился!
—Это из-за гидры, — вяло отмахнулся Стив. — На уроке сегодня проходили. Такая дрянь!
— А, помню-помню! — тоном знатока согласился Баки. — А я тебе тут книгу принес, только вот знаешь, там тоже есть про Гидру… Вот!
Он поднес к самому Стивову лицу потрепанную книгу «Мифы древней Греции»:
— Почитай! — сразу вскинулся Стив.
— Да уж, почитаю. Сам-то ты сейчас… Постой! — он еще раз потрогал лоб Стива. — Знобит?
— Уже да.
— Угу! — Баки скинул ботинки, залез на кровать и под одеялом прижал босыми горячими ступнями ледяные ноги Стива. Потом для верности стащил куртку, накрыл больного поверх одеяла и открыл книгу.
— Давай сразу про Гидру, — храбро попросил Стив.
Чудовище в книге описывалось очень живо. Да еще и иллюстрация…
Почти засыпая, Стив сделал вывод:
— Хорошее существо гидрой не назовут.
----------

Отвратительная тварь из учебника биологии — вот что вспоминается Стиву на войне. Нет, пожалуй, еще раньше. Когда человек, бросивший в реку мальчишку, прокусывает ампулу с ядом.
Она так крепко держит своими щупальцами людей. И тех, кто ей служит, и тех, кто ей враг — понимает он, глядя в мертвое лицо доктора Эрскина. Стив вновь всей душой ощущает омерзение.
Баки чувствует тоже самое всей шкурой. А еще страх, который сковывает крепче фиксирующих ремней.
— Ты — самый храбрый на свете, — пытается развеять его сомнения Стив.
Самый храбрый на свете Баки измотан до полной пустоты внутри. Засыпая на плече Стива, он все еще слышит: «Мой самый храбрый на свете солдат!»
Но ужас поселяется в сердце, таится там, ждет своего часа.
Им приоткрывается только краешек замысла тех, кто хочет превратить Землю в ад, но и этого достаточно, чтобы после одного из боев уже Баки припомнил:
— Хорошее дело Гидрой не назовут!
--------------


Сегодня Гидру он видит воочию. Многоголовое чудище. Именно так. Никакие не люди в количестве десяти склоняются над ним. У людей не может быть такого одинакового выражения глаз. Лернейская Гидра. Значит Геракл сплоховал. Остается рассчитывать только на себя. Вцепиться в горло одной из голов оказывается просто, но остальные-то целехоньки. Он успевает только поразиться виду своей левой руки, ее металлическому блеску, и понять, что это из какого-то другого мифа.
— Заморозить его!
А внутри и так сплошная стужа. И Гидра жива. Голов над ним еще больше, видно, на месте мертвой отрастают новые.
Хреновый из него получился Геракл…
Клубится ледяной туман…
Он пока еще помнит:
— Хорошее дело Гидрой не назовут.
А еще обрывки фразы:
— Ты… солдат…
Остальное он позабыл. Кажется, там было слово «мой?»

———
Он никого не знает из этих людей. Впрочем, так, наверное, и должно быть. Он смутно ощущает, что это нормально.
Никто из них не подходит и не заговаривает с ним. Кажется, это тоже нормально.
Он знает, что операция завершена успешно, что их скоро отсюда заберут. Он четко помнит, что это произойдет по прибытии еще одной группы в течение часа. Лимит времени еще не исчерпан, значит все идет по плану.
Люди негромко переговариваются:
— Первый раз его видел в деле?
— Дай Бог, и последний!
— Что так? Работает идеально. Там мозги так укомплектованы и на войну заточены — что твой компьютер!
— Вот-вот! На человека мало похож.
— Я ж и говорю — на всю голову перепрошит. Какой там человек? Он для того и нужен, чтобы все сделать без самого мелкого косяка. Человек может ошибиться, а этот — нет.
— Ты о нем с таким уважением…
— А почему нет? Ты его работу один раз видел, и то краем глаза, а я уже не раз. Убивает, как дышит.
Солдат понимает, что речь о нем, но не видит смысла в этом абсолютно неинформативном потоке слов.
— Скорей бы уж забрали. Сидим тут у этой поганой речонки. А название-то! Гидра! — ворчит один из бойцов.
Солдат не понимает, что служит толчком, просто с губ срывается фраза:
— Хорошее дело гидрой не назовут!
Замолкают все.
Солдат подбирается и припоминает еще одно слово – «обнуление». Очень похоже, что это радикальный метод борьбы с гидрой.
----------


Бухарест — хороший город. Равнодушный. Здесь до него никому нет дела. Это впервые за, наверное, долгие годы. Сколько именно лет он был очень нужной деталью, частью великих свершений? Он не помнит. Насколько велики были свершения? Он не представляет. Вот что они были масштабны в плане человеческих смертей — это точно.
В Бухаресте ему убивать не приходилось. Хороший город Бухарест. От Джеймса Бьюкенена Барнса ему ничего не нужно.
Особенно хороши его окраины. С наступлением темноты здесь почти не встретишь прохожих, и можно побродить в тишине и одиночестве. Тут много темных закоулков, где удобно переждать, пока мимо пройдет случайный встречный. Или вот юная парочка, как сейчас.
Они останавливаются в паре шагов от Баки, синхронно задирают головы и смотрят на звезды.
— Гидра! — говорит девчонка, поправляя толстый шарф. – Красивое созвездие.
— Красивое, — соглашается парень.
Они проходят мимо. Когда звуки шагов стихают, Баки поднимает голову к небу. В беспорядочной россыпи звезд ничего красивого он не видит. Он кривит губы, точно от боли, и шепчет:
— Гидра, мать ее!
Дома… Ну, насколько возможно именовать временное жилище домом? Хорошо, пусть будет — дома, он ощущает даже радость от того, что в заклеенные бумагой окна созвездие Гидра не может к нему заглянуть. И без этого небесного свидетеля можно раскрыть записную книжку, посмотреть какое-то время на изображение человека, которого помнить ему, вроде, не положено. А потом усмехнуться:
— Небось, уже встал на след, Стиви? — и захлопнуть блокнот.
———

— Но Россия же богата прекрасными пейзажами! — искренне недоумевает Стив. — Почему именно сюда?
Они загорают на берегу не слишком привлекательного озера в Подмосковье. Стив, конечно, подозревает, что они здесь просто в силу близости от Москвы. Побывать там — пункт номер один в плане, составленном Баки и Наташей. Зачем — они объяснять не стали. Но пляж и окрестности действительно не представляют собой ничего особенного.
Стив и Баки сидят на песочке, Наташа нежится на воде далеко от берега.
Баки щекочет Стива травинкой. Это лучшее в таком странном отдыхе на берегу странного озера. Вид у Баки дурашливый. Он высовывает кончик языка и пишет травинкой что-то у Стива на коже.
— А у озера название красивое, — беззаботно сообщает Баки. Он валится на спину, кладет руки под голову и жмурится на солнышке, как кот. — Даже два красивых названия. Во-первых, Солнечное. Это — официальное…
Стив почти не слушает. Его слегка разморило. Места в голове хватает только для одной мысли, и мысль эта такова: «Почему здесь никто не обращает внимания на металлическую руку Баки?»
Хотя нет, кое-кто обратил. Мальчишка лет семи нависает над Баки, уперев ладони в коленки, смотрит ему в лицо и о чем-то спрашивает. Баки в ответ смеется, мотает головой и протягивает малышу руку. Тот сначала осторожно трогает кончики металлических пальцев, а потом радостно хватается за них обеими ручонками.
Пацан плюхается рядом на песок, они с Баки начинают оживленно болтать. Стив заходит в озеро. Наплававшись, он еще некоторое время бродит по колено в воде, а когда выбирается, мальчик уже ушел, а Баки и Наташа ждут его.
— Ого! — Восклицает Романова. — Русская диверсия против Капитана Америки.
Она указывает на лодыжку Стива, и тот, опустив взгляд, замечает двух жирных пиявок, присосавшихся к ноге. Когда пиявки сняты, кровотечение остановлено, Баки говорит, точно и не прерывался:
— А второе название этого озера — Гидра. Как тебе? Местные утверждают, что тут однажды выловили пиранью, а поблизости находится могильник с радиоактивными отходами. Милое место, да?
И смеется совершенно беззаботно.
Стив с омерзением смотрит на два буро-кровавых пятна на песке — все, что осталось от раздавленных кровососов.
— Хорошее место Гидрой не назовут! — почти синхронно говорит он и Баки.
———

Не сказать, что разговор этих парней вселяет оптимизм. Оптимизм вообще остался за поволокой пепла.
— Не думал, что мне будет не хватать этого занудного всезнайки, — говорит один.
— Только его? — как-то тускло спрашивает второй.
— Всех! Но вот его сейчас почему-то вспомнил. И ведь ничего из его зудения не помню, а засел в мозгах, как заноза.
Между ним и этими подростками тоже пепел.
— Я вообще помню только, как он про Плутон рассказывал. Ну, что его больше не считают планетой.
—Бедный Плутон! — ерничает его собеседник. — Зато у него «Хаббл» два новых спутника открыл. Это тоже в его болтовне было. Вот ведь хрень! Даже названия запомнились – Никта и Гидра. На фига нам все это помнить?
И замолкает, наткнувшись на совершенно мертвый взгляд незнакомого человека, стоящего поблизости.
Когда-то его звали Стив Роджерс, называли Капитан Америка. Это можно забыть. Помнить надо другое. Прохладную шершавую ладошку, трогающую лоб. Давно немытую макушку перед носом и тяжелое сопение куда-то в ключицу. Настырное «читал про тебя в музее». Скольжение соломинки по коже. Удивленное «Стив» за секунду до…
А про Гидру помнить не обязательно. «Я тебе книгу принес… про Гидру…»


После

— Стивен, возлюбленный друг мой столетний, и верный соратник,
Я вопрошаю к тебе, ты ж ответь мне как можно правдивей.
Не было ль в жизни твоей озаренья, иль просто припадка,
Что выражается в твердом желании выйти на сцену,
Чтобы сыграть благородного Гамлета или Отелло?
Может в гробу ты видал…
Тьфу ты! То есть, во сне, а не в гробу, конечно!
Может во сне ты видал, как сияют у зрителей лица,
В миг, когда ты на поклон под овации зала выходишь?..

—Ба-а-ки! — отмирает Стив. — Бак, ты не здоров, мой хороший?
Он тянется, чтобы потрогать лоб друга.
— Стив, жар у меня был последний раз еще до нашего знакомства!
—Тогда что?
—Код не в том порядке прочитали!
И видя, как вытянулось лицо Стива, Баки тяжело вздыхает:
— Да успокойся, какой там код. С головой у меня беда. Знал бы ты, на что я подписался!
Стив выдыхает. Теперь уже нет на свете ничего, с чем они бы не справились:
— Ну, выкладывай, не сиди с трагическим видом.
— Да нет никакой трагедии, в том-то и беда. Скорее фарс. … Ты же помнишь, в каком все были состоянии после победы над Таносом?
— Это называется эйфорией.
— Вот-вот! И в этой своей эйфории Фьюри вдруг берет и выдает, а давайте, дескать, устроим что-нибудь эдакое. Оторвемся по полной! Отпразднуем так, чтоб врагам неповадно стало. Народ понесло. Чего только не предлагали! Отвязную вечеринку с международным размахом, стриптиз в исполнении мстителей в прямом телеэфире… А этот оригинала, прости господи, сказал, что на правах нашего начальника выбор сделает сам. И что мы будем ставить пьесу в стиле Древнегреческой трагедии с трансляцией на весь мир. А когда я заявил, что Наташкина идея со стриптизом лучше, добавил, что я могу даже раздеться на сцене, если пожелаю, но драматургом меня уже назначили. И режиссером тоже.

Стив еще полминуты переваривает сказанное.
— И?..
— И все! Я сижу тут и сочиняю эту долбаную трагедию. В голове сплошной Гомер с гекзаметром. Да ты и сам слышал…
— Ничего себе слова ты знаешь!
— Стив, я еще и не то знаю! Что вы все, в самом деле! Барнс — Зимний Солдат, тупое орудие убийства, поджаренные мозги, подставка под бионику!
— Баки, Баки, никто так не думает!
— Вот, ей-богу, лучше бы думали.
— Одним словом, тебе надо сочинить пьесу на подобие Древнегреческой и поставить ее на сцене?
— Угу, всего-то… Одно радует, труппу могу набирать по своему желанию, никто отказать не в праве. С этим я уже справился! — гордо добавляет он и кладет перед Стивом замусоленный листок следующего содержания:

Пьеса Джеймса Бьюкенена Барнса
«Неучтенный подвиг Геракла»

Действующие лица и исполнители

Геракл: Стивен Грант Роджерс
Царь Эврисфей: Энтони Старк
Иолай, племянник Геракла: Сэм Уилсон
1-я голова Гидры: Николас Фьюри
2-я голова Гидры: Наталья Романова
3-я голова Гидры: Клинтон Бартон
4-я голова Гидры: Ванда Максимофф
5-я голова Гидры: Скотт Лэнг
6-я голова Гидры: Питер Паркер
7-я голова Гидры: Брюс Бэннер
8-я голова Гидры: Пэппер Поттс
9-я голова Гидры: енот Рокет
Постановка: Дж. Б. Барнса

— Про Гидру?
—Терпеть не могу это слово! Должно же кому-то быть хуже, чем мне?
— Ты мне главную роль отдал? Кумовством попахивает.
— Стив, не зли меня!
— Знаешь что? Тебе же не запрещено иметь соавтора?
— Слово-то какое противное — «иметь!» — скалится Баки.
Не смотря на противность слова, соавторство приносит свои плоды. Даже если не учитывать те, которые они «вкушают» следующие пару часов.

К концу недели пьеса написана (когда это Стив и Баки затягивали дело?).
Роли распределены, тексты розданы (кто бы посмел спорить с Баки?).
Назначен персонал, отвечающий за спецэффекты (разве Тони упустит возможность повыпендриваться?).
Художник приступил к созданию эскизов декораций (Стив рвался в бой с самого начала).
Начинаются репетиции.

Репетиция первая («Лиха беда начало»)

Баки сделал глубокий вдох и шагнул в зрительный зал. Присутствующие уставились на него во все глаза. И читалось в них примерно то же, что в глазах пациентов психбольницы при появлении в палате новенького: «О, какого-то психа привезли!»
Баки вспомнил, что после вдоха надо делать выдох. Он посопел у входа и обреченно спросил:
— Роли выучили?
— Да! — Сразу же откликнулась Ванда. Она одна выглядела абсолютно счастливой и получала удовольствие от всего, что только начинало происходить.
— Ну да-а…— не совсем уверенно протянул Питер Паркер.
— Да ладно! — насторожил уши Рокет. — Это что, надо было учить? Вот прямо все-все наизусть?
— Не борзей! У тебя всего-то две реплики! — подал голос Квилл, который не получил роли, но присутствовал здесь по праву хореографа.
Кто такой театральный хореограф и на кой он сдался, и Звездный Лорд, и Баки представляли плохо, но пошли на поводу у Наташи, которая заявила, что театр без танцев — чистое фуфло.
—Я есть Грут! — поддержал его Грут, который в постановке не участвовал, но предсказуемо приперся.
—Начнем! — решил уничтожить на корню начинавшееся словоблудие Баки.
Стив и Тони поднялись на сцену.
—Слушай меня, о, герой достославный, Геракл невъебенный… — начал читать с экрана старкфона Тони, вальяжно устроившись на бутафорском троне.
— Старк, ты что несешь? — прервал его Баки.
— А, да, «несравненный», — сверившись с текстом, поправился Тони. — Но, по-моему, мой вариант лучше. Он точнее передает уровень крутизны.
— Чей? — заинтересовалась Пеппер.
— Геракла, конечно. Да и Кэпа тоже. Не суть важно. Я могу продолжить?
— Старк, не выделывайся, не выучил текст, так хоть читай без ошибок, — Баки сжал подлокотник кресла и раздосадовано уставился на кучку древесной трухи, оставшейся у него в ладони.
—Слушай меня, о, герой достославный, Геракл несравненный, — снова начал Тони. — Славу стяжавший, бесстрашный и с виду красивый, как нимфа лесная…
— Старк! Какая еще нимфа?
— Как? Не может быть! Барнс, в твоей пьесе нет упоминания неземной красоты Капитана Америки?
— Причем тут Капитан? — подал голос, молчавший до сих пор Ник Фьюри. — Речь идет о Геракле, о его подвиге.
— Да-да, помню. О том, который совсем не подвиг.
— Это только с точки зрения Эврисфея, — уточнил Брюс.
— В этом вся загвоздка, — с трона обратился в зал Тони. — Как мы собираемся трактовать данное деяние? Считаем ли мы его подвигом? В таком случае, является ли героем и Иолай тоже? Либо мы принимаем точку зрения Эврисфея и не засчитываем Капитану Гераклу гол?
— Что это с ним? — шепотом поинтересовалась у Пэппер Наташа.
— Станиславского перебрал накануне, — спокойно пожала та плечами. - Практически похмелье.
— Старк, ты бы продолжил все-таки, — ласково подал голос Баки.
В это время дверь тихо открылась. Мария Хилл торопливо проговорила что-то на ухо Фьюри, и тот вышел вслед за ней, даже не сказав ни слова.
— Гидра лишилась одной из голов. Всегда бы так легко, — прокомментировал Сэм.
Все повернулись к Баки. Ему очень захотелось принять участие в какой-нибудь кровавой, абсолютно безнадежной и смертельно опасной операции.
— Вводим дублера, — вместо того, чтобы устроить резню заявил он.
Питера Квилла как ветром сдуло.
— Я есть Грут, — печально выдал Грут под суровым взглядом режиссера.
— Да я и не собирался тебя назначать, — повинился Баки.
— Между прочим, многие известные режиссеры сами играют роли в своих постановках, — мило улыбнулась Наташа.
За эту идею ухватились все. Кто бы сомневался!

Репетиция очередная.

На сцене движется, изменяя цвет и форму трехмерное изображение Гидры. А вот для лиц актеров сделаны всего лишь отверстия в заднике.

Баки-режиссер: Даже не стесняюсь спросить, из вас двоих вот до этого кто додумался?

Стив и Тони – оформители (синхронно): Он!

Баки-режиссер: То есть, своих косяков каждый из вас традиционно не видит?

Тони: Барнс, в чем претензии? Выскажи Кэпу все как есть. Работа, кстати, была авральной, потому, что кое-кто сроки назначил нереальные.

Стив: Тони, Бак имел в виду, что современные технологии и задник, нарисованный на дерюге, не стыкуются ну никак.

Баки: Точно, Стив! Чего ж тебя-то раньше не озарило?

Стив: Когда это, например? Когда я был сверху, или снизу?

Тони: Мы все не готовы это услышать!

Баки (чувствуя, что закипает): Хрен с ним! Начали!

«Актеры» занимают свои места в соответствии с мизансценой.

Скотт: Мне что-то края этого намордника тесноваты (Пытается слегка растянуть руками отверстие для головы, прорезанное в декорации)

Клинт: Тебе ли не знать, как решить эту проблему?

Скотт: А что в костюме можно было на репетицию?

Баки (старательно вытягивая шею и пытаясь со своего места за декорацией увидеть лица всех..): Проходим третью сцену! Стив!

Стив-Геракл: Зри, Иолай златокудрый, пред нами чудовище — Гидра,
Что пожирает людей, и их скот, и посевы нещадно.
С нею сразиться должны мы, покрыв себя ратною славой.

Сэм-Иолай: Мне фиолетово, что там она пожирает, ей-богу!
Но объясни мне, Геракл, хоть на пальцах, хоть литературно,
Что за Сатир заставляет тебя говорить «златокудрый»,
Если волос моих цвет золотым называть допустимо
Только шахтерам, что уголь добытый зовут черным златом?

Баки-Первая голова Гидры: Я говорил тебе, Стив, эти строки бы вычеркнуть надо.
Ты же уперся: «Оставим!» Звучит, дескать, очень красиво.

Наташа-Вторая голова Гидры: Барнс и Уилсон, вы все это точно по тексту сказали?

Брюс- седьмая голова Гидры: Что-то меня заставляет не очень уж в это поверить…

Питер-шестая голова Гидры: Я не пойму, когда мне говорить свою реплику надо.

Клинт-третья голова Гидры: Скажешь, когда пожелаешь. Ты видишь, что тут происходит?

Тони (из зала): Эй, перестань обучать пацана ерунде!

Пэппер- восьмая голова Гидры: Милый, ты не на сцене!

Рокет (проползает под декорациями и оказывается с Баки нос к носу): Ты научил их один, или вместе со Стивом старались?

Баки: Что их учить? Эти сами научат, кого пожелают!

Рокет: (переходя на прозу, тихо пихает Баки в ладонь клочок бумаги) Это не знаю что, сам знаешь от кого. (тихо исчезает)

Баки шагает за задник почти одновременно со Стивом, который уходит за кулисы.

Баки: Что?
Стив: Там все написано.
Баки: Я не читал.
Стив: Вообще-то правильно (подходит к Баки вплотную)

Тем временем на сцене.

Наташа: У нас первая голова опять пропала.
Тони: Первая голова — не наша сильная сторона. Все как всегда.
Ванда: У нас еще и восьмая пропала.
Рокет(появляясь в прорези): Я уже здесь.
Клинт: Геракл у нас тоже пропал.
Скотт: Я не брал! Тьфу ты, что это я?

За сценой

Баки (делая шаг в сторону декорации): …а еще, или тунику свою удлини, или меч этот бутафорский не роняй на сцене. Стив, невозможно же смотреть, когда ты за ним наклоняешься!
Стив: Он такой легкий, как и нет в руках ничего. Все время о нем забываю, вот и роняю. А костюм нельзя удлинять. Он такой, как положено по эскизу.
Баки: Лучше б что-нибудь про средние века ставили. Там доспехи от макушки до пяток. (Неловко цепляет ткань задника и обрушивает его)

Немая сцена. Первым отмирает Тони.

Тони: Геракл обжимающийся с Гидрой. Я считаю для финальной сцены самое то.

Танцевальный зал

— А точно Сиртаки в исполнении Геракла, Эврисфея, Иолая и всех голов Гидры в финале будет к месту? — вопрос Пэппер звучит риторически, но похоже интересует всех.
— Там такой Сиртаки, что он, где хочешь не к месту! — всплескивает руками Наташа.
— С Гераклом напряженка, — вздыхает подошедший Питер Квилл.
— Так и не научился? — Ванда опечалена по-настоящему.
— Я думал у Старка хуже всех пойдет. Он такое изображал!
—Он всю ночь тренировался! — возмущается Пэппер и тут же замолкает.
— Стив тоже тренировался! — вступается Баки. — Со мной. Потом ему еще немного Грут помогал. Эй, ничего смешного!
— Я есть Грут!
— Совершенно согласен! Просто у Стива с танцами всегда было не очень.
— Я есть Грут!
— Конечно, жаль, что тебя рядом не было. Уж ты бы научил.
— Мистер Квилл, смотрите, у меня выходит!
— Тезка, нижний брейк — это не Сиртаки.
— О, ты термины освоил! И то хлеб!
— Енот!

День премьеры

Толкая друг друга и поднимаясь на цыпочки, Мстители толпились за кулисами. Нервничали все.
— Кошмар! Народищу-то! — Скотт повернулся к Клинту. — Твои там?
— А то! Папин позор пропустить ну никак нельзя!
— Что-то мне нехорошо! — бледная как полотно Ванда опустилась на стул.
— Ой, ребята, я так же плохо выгляжу, как вы все? — придушенно прошептала Наташа, но тут же отвлеклась, уставившись на Бэннера. — Брюс, пожалуйста, скажи, что позеленел просто потому, что тебя мутит от страха!
— Конечно от страха! — постарался успокоить ее Сэм. — Вон Паучок вообще на стену лезет. Ну, не в том смысле. Мандраж!
Необычное зрелище — перепуганные лица Мстителей — вот что увидели Баки и Стив, когда последними влетели за сцену.
— Стив! — улыбкой Баки можно было освещать зрительный зал. — Сейчас случится то, о чем мы с тобой даже не мечтали! Мы спасем Мстителей от «Гидры!»
Они заговорщицки переглянулись, и Стив торжественно провозгласил:
— Премьера отменяется! Высадка инопланетных захватчиков в Австралии! На сборы пятнадцать минут!
Никогда еще легендарные супергерои не готовились к боевой операции с такими восторженными воплями.

@темы: Фик вам!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Посадка " репы

1

— То есть, нас практически вынуждают праздновать? — спрашивает сам себя Баки обходя стол, на котором красуются огромный алый торт в форме сердца, бутылка водки и записка: «От друзей».
— С такими друзьями и враги не нужны, — продолжает он. — Нет бы, позаботиться о здоровье людей, которые им в отцы и дедушки годятся!
— Они хотели сделать нам приятное, — неуверенно заступается Стив.
— Все приятное в этом мире либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению.
—Это кто сказал?
— Одна умная тетка из Советского Союза.
— Баки, ну о каком вреде или ожирении можно говорить при нашем-то метаболизме?
—Так и я о чем! Стив, только аморальное и остается! — наставительно заявляет Баки и, привалив Стива к стене, беззастенчиво запускает руки ему под футболку.
«Аморальная» сторона дела поглощает их целиком.
Уже глубокой ночью, засыпая, Баки бормочет куда-то в подмышку Стиву:
— Торт, между прочим, так и не попробовали…
— Спи! Все завтра! — шепчет Стив. — И торт, и водка твоя…
— И аморальное, — невнятно добавляет Баки.
— Ну, куда ж без аморального! — соглашается Стив.

2

Пункт первый: Стива отругать. За то, что лезет очертя голову в самое пекло. Сопляк безмозглый, даром что Капитан Америка!
Пункт второй: Загнать в душ и залатать многочисленные раны и порезы. Что с того, что несерьезные и «зарастет как на собаке»?
Пункт третий: Запихнуть его в постель, не взирая на все эти «Я в порядке!» и «Я не младенец!»
Дополнение к пункту третьему: Сунуть ему в руки вторую подушку, наплевав на «Ну, Бак, зачем?» потому что кое-кто ее во сне к животу прижимает.
Пункт четвертый: Накормить. Да, в постели! Пофиг на крошки. Да, с ложки. Разбинтовать руки можно только завтра к вечеру.
Пункт пятый: Унести посуду.
Пункт шестой: Осторожно лечь рядом на краю кровати и, целуя светлую макушку прошептать:
— Горе ты мое любимое! Я тебя своими руками придушу, если будешь смерти искать.
Пункт седьмой: Вырубить Стивов телефон ударом кулака. (Хрен его знает, как он выключается!) Свой перевести в беззвучный режим.
Пункт восьмой: Утром по-русски, но очень тихо посылать всех звонящих и рекомендовать обращаться за дословным переводом к Романовой.

---

Коты

Превращу-ка я дневник в рабочую площадку.

Прежде нигде не выкладывалось

Дом предназначен на снос, еще не расселен, хотя, все жильцы уже съехали, кто куда. По временным углам у родных и знакомых. Наташа Романова – бывшая детдомовка, и съезжать ей некуда. А подъезд уродливого дома-башни, в котором ей выделена новенькая «однушка», еще не сдан.

- Ты можешь смотреть только под ноги, подходя к дому, - шутит Антон Старков, ее однокурсник. – Зато мы будем соседями.
Старков живет в первом, уже сданном подъезде. Разница лишь в том, что ему квартиру купили родители. И ремонт отгрохали – будь здоров.
— Переселяйся пока ко мне, — предлагает Тошка. – Три комнаты, а я один.
— Тесновато! – хмыкает Наташа.
— Гордая?
— Независимая!
Но дело, вообще-то, в Стиве. Стив – кот. Палевый, как говорит Тошка, с голубущими глазами.
— Рыжий! – смеется Наташа.
Не может же у рыжей девушки кот быть палевым. Стив был подобран зимой, в сильный мороз он ежился на теплотрассе. Кто-то окатил его в тот день водой, и шерсть кота смерзлась грязными иглами. Палевым кот стал позднее, когда стойко перенеся процесс мытья и сушки феном, выпив теплого молока, завел под боком у Наташи вечную песню всех котов мира.

Стив оказался существом благодарным и отважным. Уже через неделю он очистил пустующий дом от заполонивших его крыс. С самыми крупными бился не на жизнь, а на смерть, дома мужественно терпел обработку ран, не капризничал и ел, все что давали. Он проявлял почти собачью преданность, порой сопровождая Наташу на прогулках. А еще полюбил ловить тарелочку фрисби. Наташа купила ему забавную, с белой звездой посередине.
— Тоже мне – проблема! Переезжай с котом! – предлагал Старков.

Но есть ведь еще и Баки. То, что он Баки, известно только Стиву. Наташа зовет его Яшей. Он не отзывается на клички вообще. «Кис-кис» не признает в принципе. Шипит и выгибает спину при любой попытке приблизиться. Бьет и рвет в клочья все, что движется. Питается всем, что поддается на зуб. Он живет на чердаке. Он черный, со странной серо-полосатой левой передней лапой. Лапа выглядит чужеродной. Стив заметил, что ее Баки моет чаще, чем правую, черную.
Баки ненавидит весь мир. Наташу за то, что она его кормит, оставляя у чердачной лестницы блюдечки с едой и молоком. Стива за то, что тот хочет подружиться. На самом деле Баки просто на войне. На той самой, когда кругом одни враги. Враги – это бродячие псы, голуби, случайные прохожие, которые срезают путь по пустырю перед старым домом. Они чужие, их Баки безжалостно изгоняет, а в случае с голубями – убивает. А вдруг они покушаются на его эксклюзивное право шипеть на Стива и Наташу? Стив и Наташа – только его собственные враги и ничьи больше!

Своих врагов Баки-Яша в обиду не дает. Однажды на прогулке Наташа и Стив встречают Ника — одноглазого ротвейлера с хозяином Александром Петровичем, интеллигентным пожилым мужчиной. По традиции люди здороваются, Ник суется слюнявой мордой к Стиву, а тот изображает «верблюда». А Баки, оказавшийся поблизости, атакует молниеносно и беззвучно. Александр Петрович поспешно уводит пса, Баки исчезает в черном провале подъезда. С того дня Ник ходит с располосованным носом. А не хрен было попадаться на пути маленького беззащитного котика, все оружие которого лишь когти, зубы и скверный характер!

На чердаке кроме Баки водится Сёма. Сёма – галчонок. Он тоже враг, но сейчас у Баки с ним перемирие. Потому что Сёма точно не станет шипеть на Стива и Наташу. Перемирие было заключено после короткой стычки в первый день появления Баки на чердаке. Сёма тогда на правах старожила клюнул кота в нос, а тот выдрал ему половину хвоста, проследил, как Сёма заполошно вылетел в чердачное окно, и лег спать. Когда Баки проснулся, Сёма сидел в оконном проеме, будто у него за спиной не сопел во сне его потенциальный убийца, и пялился вниз. Баки подкрался к галчонку и попробовал отодвинуть его в сторону. Убить даже не пытался, он уважал смелых и безбашенных. Сёма с места не тронулся. Тогда Баки протиснулся к окну впритирку с ним. На травке пустого двора Стив неумело кадрил белую кошечку Шерри из соседней пятиэтажки. Кошечка была стерилизованной и Стиву ничего не светило. Баки устроился поудобнее и стал наблюдать комичную сцену вместе с Сёмой.

Почти неделю Наташа проводит в беготне и суете, оформляя документы. Вместе с Тошкой долго бродит по пустой, теперь уже ее собственной квартире. Дома начинает складывать вещи. В понедельник – новоселье. Стив нервничает, все время проводит на подоконнике.
— Как же Яша без нас? – говорит Наташа, глядя вместе с ним на маленькую темную фигурку на покосившейся лавочке во дворе.
Момент появления кучки подростков они упускают и срываются с места под вопль:
—Я собью!
Булыжник сшибает дремлющего Баки.
— А ну вон отсюда, козлы! – орет Наташа.
Стив впивается когтями в чью-то лодыжку. Пацаны сбегают, а Баки со всей доступной быстротой ползет к дому, волоча по-тюленьи задние лапы. Похоже, травмирована спина.
— Яшенька! – Наташа кидается вслед, конечно догоняет. Забыв о злобном нраве Яши, хватает его на руки. Кот воет на самой низкой ноте, вонзает зубы ей в руку. Кровь брызгает из раны, но Наташа держит его крепко и осторожно. В голове вертится одна мысль: «Яшеньке еще больнее!»

Дома Яша бережно уложен в кресло. Он лежит, распластавшись ковриком, смотрит совершенно пустыми глазами куда-то в невидимую бездну. Внутри Яши что-то гудит тихо и жалобно. Наташа , кое-как залепив пластырем рану, тихонько ощупывает его спину. Кот не реагирует. И в тот момент, когда Наташа хватается за телефон, чтобы звонить в ветклинику, вдруг подбирается в комок, потом мягко стекает с кресла и шмыгает в дверь, которую Наташа впопыхах не закрыла.
Стив и Наташа кидаются следом по лестнице на второй этаж и видят как Яша исчезает на чердаке. В темноте найти Яшу им не удается. Стив ищет по всем углам и щелям, Наташа зовет и зовет его, но все безрезультатно.

Утром Наташа ждет машину, еще раз пытается найти Яшу на чердаке. Последняя надежда исчезает, когда грузчики заканчивают носить вещи. Наташа садится в кабину, держа переноску со Стивом на коленях. Всю дорогу у нее невыносимо щиплет в носу.
- Сколько же у тебя котов, деточка? – интересуется пожилой шофер, откинув борт кузова, когда они прибывают на место.
В кузове в кресле сидит Яша, крепко держа в зубах придушенного голубя. Увидев Наташу, он спрыгивает с кресла, подходит вплотную и сует птичий трупик ей в ладони. А потом соскакивает на землю и впереди всех идет к дверям новой квартиры.
По квартире Яша ходит как спецназовец на боевом задании. Все обследовав, он садится на пороге кухни и начинает старательно лизать серую лапу. Стив, который бродил за ним попятам, пытается сесть вплотную и получает недомытой лапой в морду.
— Хозяин жилье одобрил! — хмыкает Тошка, вызвавшийся помочь с переездом.

Вещи распакованы , все расставлено по местам только к ночи. Новоселы укладываются спать. Стив спит в своей любимой коробке у Наташиного дивана, а Яша устраивается все в том же кресле у окна.
Стив подозревает, что он хочет наблюдать за происходящим снаружи.

Утром на балконе появляется Сёма, с удовольствием клюет хлебные крошки, которые ему тут же выдает Наташа, о чем-то переругивается с Баки. Стив не понимает ни слова. Должно быть, эти двое спорят на галочьем.
Уходя в институт, Наташа очень надеется, что коты не поубивают друг друга в ее отсутствие.

Вечером Баки сидит на балконе и смотрит вдаль. Стиву позволено находится на другом углу балкона. Он и не делает попыток приблизиться. Но, когда Баки скашивает взгляд в его сторону и широко зевает, Стив опрокидывается на спину. Баки, поерзав, незаметно передвигается к нему поближе. Всего лишь на пару сантиметров, но зато смотрит он теперь на мягкий Стивов живот. Живот пушистый и беззащитный. Стив закрывает глаза. Баки продолжает смотреть.

Наташа улыбается.

Стив думает о том, что завтра можно будет самому придвинуться поближе. И что Наташа, наверное, скоро поймет, что Яшу на самом деле зовут Баки.

@темы: Фик вам!